«Рисовать и писать – настоящая отдушина для меня»

Зинаида Ивановна Иванова – замечательный учитель и художник, настоящий профессионал своего дела, который подходит к своей работе с душой.
А душа в творческой сфере – самое главное!

В наполненном солнечным светом кабинете чувствуется маслянистый запах красок. В старом добром классе шкафы и стеллажи наполнены доверху учебниками по черчению, бумагой всех форматов и прочими принадлежностями для рисования. Здесь дети делают свои первые шаги в искусстве. Они даются проще, когда тебе помогает опытный преподаватель. Такой, который научит не только писать, но и видеть. Который не зажмет индивидуальный талант и не отправит в вольное плаванье.
Я встретилась с Зинаидой Ивановной на ее внеурочном занятии в кабинете ИЗО моей родной школы №7. Мы беседовали, и параллельно она давала советы детям, писавшим свои работы карандашами и красками.
— Зинаида Ивановна, расскажите, пожалуйста, о себе.
— Папа у меня военный, и в моем детстве постоянно находился в командировках. Мама –
несостоявшийся медицинский работник. Она занималась исключительно моим воспитанием и образованием. Была такая возможность. Жили мы в Подмосковье, но зато у нас была большая квартира, где для меня даже была отдельная комната. Шестилеткой я пошла в первый класс, и была выше всех на полголовы. Моя мама немного боялась того, что я буду похожа на ее двоюродную сестру, которая была ростом два метра. И сразу же отдала меня в балетную школу, чтобы остановить рост, а потом на художественную гимнастику, когда меня выгнали из балетной за крупные габариты. Тогда был очень жесткий отбор и по росту, и по весу. Мама была очень мудрой и всюду искала способы меня всецело развить. До 8 класса я училась круглой отличницей, а потом нахально «съехала» и получила аттестат с двумя четверками. Но в итоге я окончила художественную школу одновременно с общеобразовательной. Потом поступила в институт, вышла замуж и родила ребенка в течение двух лет. Вся жизнь у меня поместилась в два года. И знаете, если бы представилась возможность все прожить заново, я снова бы выбрала тот же путь.
— Какое насыщенное детство! Интересно, как вы провели свои студенческие годы?
— Я мечтала поступить в университет Ломоносова, на факультет истории искусств. Не добрала одного балла. И мне предложили –
либо общежитие, либо стипендия. Наплыв был огромный. Более трёхсот заявлений. А набрали всего 30 человек. И помню, как ждала электричку на вокзале. Собиралась уже домой ехать. Зашла в буфет. Я, когда волнуюсь, всегда ем (улыбается). А там оказались ребята, с которыми я училась. Мы все были очень дружны, и все друг друга знали.
Вот они и спросили: «Ты чего?»
А я им: «Домой еду».
А потом рассказала про балл, который не добрала.
Они мне и говорят: «Зачем тебе этот университет?! Пойдем в Суриковку!»
И со мной в охапку поехали сразу же забирать документы и сдавать их в академию художеств. А потом в академии я досдавала экзамены по рисунку, живописи, перспективе и композиции.
— А как вы начали преподавать? Вы помните свой первый урок?
— Учителем я работаю с 19 лет. Параллельно с институтом я окончила курсы учителей черчения и рисования, потому что хотелось еще и работать. Так сложилось, что получила назначение в свой же район, в свою же школу. Кто-то ушел на пенсию, и меня туда же и направили.
Мой директор, Владимир Митрофанович, встретил меня с распростертыми объятиями, и сказал: «Человек ты изумительный! Ну, а учителя я из тебя сделаю!»
Тогда в школах преподавалось техническое и машиностроительное черчение. Помню, в 1966 году, в мой первый рабочий день директор втолкнул меня в кабинет к десятому классу и буквально держал дверь (смеется). В кабинете выпускники лет восемнадцати. Некоторые в армию уже уходить собирались.
«Ну, ничего!», – думаю я.
Провела урок, немного успокоилась.
Уже в конце задаю домашнее задание и спрашиваю: «Вопросы есть?» И до сих пор я помню, как поднимает руку один из учеников, встает и говорит: «Вы не сказали, как вас зовут». Представилась по имени (смеется). А он следом: «Второй вопрос можно?» «Можно», – говорю. «А вы замужем?» Я настолько растерялась, слов не было! Затем слышу голос Владимира Митрофановича из-за двери, так деликатно: «Зинаида Ивановна, и ты, Ломанович! Быстро ко мне в кабинет!»
Ломанович пошел первым. Выходит, и, держась за щеку, говорит: «Попало». Уже позже меня директор отчитывал: «Ты что? Не могла ему ответить? Почему ты промолчала?»
Я отвечаю: «Я растерялась. Что я ему должна объяснять? Какое ему дело – замужем я или нет?»
«Вот так и надо было ответить! Какое твое дело?!», – гаркнул мне директор (смеется). Вот таким я и запомнила свой первый урок. Потом с прибавившимся опытом я, конечно, как современные дети говорят, «оборзела». Я поняла, что что-то умею и что-то значу, и стала смелее.
— Как за 43 года работы педагогом вы могли бы оценить уровень развития ваших учеников?
— В этом году у меня будут выпускаться очень талантливые дети. Есть еще те, которые их догоняют. В восьмом классе всего несколько способных учеников. В седьмых, шестых и пятых классах их маловато. Но четвертый класс подтягивается. Настоящие солнечные дети! И так всю мою жизнь! Три-четыре года никто себя не проявляет, а то и пять лет, а затем скачок. Есть дети, в которых хоть и заложено что-то природой, но они не слышат меня абсолютно. Таких детей развить очень трудно. Бывают и другие случаи. Пришел ребенок и даже карандаш не умеет держать. Но он же смотрит мне в глаза! Он смотрит на мои руки! Что я делаю, как я делаю. Как я держу карандаш? Как я держу кисть? И он берет и пробует раз за разом. И в итоге участвует в общегородских конкурсах, втягивается и растет.
— Всегда ли было так? Что вы думаете о предыдущих поколениях школьников?
— Я вспоминаю 90-е годы. Когда все развалилось… Например, в 94 году у нас вообще ничего не было. Знаете, так было трудно… Мы сидели здесь (в кабинете) в верхней одежде, холодные, голодные. Представьте, каково было тем, кто учился в первую смену? Мы проводили уроки без света. Мамы деткам на урок рисования, несмотря ни на что, вязали перчаточки с открытыми пальцами. И рисовали мы тогда абы на чём. Но дети в то время были очень талантливые! Старались и любили заниматься.
— Какой сейчас для вас самый главный стимул в работе?
— Беседовать с детьми. Общаться с учениками, которые что-то хотят узнать и помогать им – самое главное для меня. Но есть разные классы, разные категории детей. Кому-то что-то интересно, кому-то нет. Был у меня урок во втором классе. Темой была «Сказка о царе Салтане», где персонажи отправляются на кораблях… Задаю вопрос: «Ребята, о каком произведении речь?» И никто не ответил! А ведь у нас должна быть межпредметная связь! Значит, они были незнакомы с этим произведением. Ком к горлу подступает в такие моменты. Еще очень обидно, когда дети отвлекаются на гаджеты во время уроков. В большинстве своем меня стимулирует занятие любимым делом. Рисовать и писать –
настоящая отдушина для меня.
— Есть ли у вас человек, который вдохновлял вас по-настоящему?
— Да. Мой кумир – это Майя Михайловна Плисецкая. Я бывала на ее сольных концертах очень часто. Успела посмотреть ее выступления в «Коньке-горбунке, «Спящей красавице», «Лебедином озере», но в «Коньке-горбунке» она была просто необыкновенная. Настоящая Жар-Птица! Я бывала даже в ее, как они называли по-старинке гримерную, уборной. Но в самый первый раз мы с ней встретились на отборе балетной студии, где она грубовато так выразилась: «Это что еще за корова! Ну-ка марш отсюда!» И меня, конечно же, выставили. А на следующий день снова пригласили. Аккомпаниатор в этот день был другой и постоянно сбивался. Но после моего выступления Майя сказала: «Блестяще! Но представь себе – с тобой в пару встанет юноша. Он же тебя не удержит! Если хочешь, я тебя пущу в оперетту, в кордебалет. Может, что-то сольное –
пожалуйста». Я говорю: «Да не горю я желанием! Это мама меня сюда запихала» (смеется). На самом деле, на своих выступлениях я два раза улетала в оркестровую яму… Но в целом эти занятия дали мне гибкость и пластичность…
Тут, один из учеников закончил свою работу и принес её на стол учителю. Мы отвлеклись и еще долго обсуждали рисунки в стиле «графики», которые лежали на партах. «Графика» была неописуемой красоты и ждала готовящуюся выставку на стенах школьного коридора. Затем мы прошлись вдоль него, и, уже прощаясь, я ощутила чувство легкой грусти, что в свои школьные годы не общалась с Зинаидой Ивановной чаще.

Беседовала
Камила ЕРМАХАНОВА
Фото автора