СУП ИЗ ДИКОБРАЗА

Моя бабушка Галина Ивановна родом из Сибири, а дед Александр Георгиевич – русский казахстанец из Тургайского края. Встретились и поженились они перед самой Великой Отечественной войной в Таджикистане, в городе Исфаре, где работали по комсомольским путевкам на строительстве большого рудника.
Рудник, конечно, был не в самой Исфаре, зеленом красивом городе, а в горах, и жизнь людей, работавших на стройке, благоустроенной назвать нельзя было даже с натяжкой.
— Жили в бараках для семейных работников, – рассказывала бабушка. – Бараки теплые, сухие, построенные из камня и тяжелых бревен, у каждой семьи своя довольно большая комната. Но все равно это «коммуналка», где люди живут, зная все друг о друге, помогая друг другу, часто просто объединяясь, чтобы сходить в горы и заготовить на зиму сухофруктов или посадить поле богары – сорго. Кормиться-то надо. Деньги за работу на стройке государство платило, но невеликие, а магазинов рядом не было, раз в месяц приезжала автолавка, и женщины покупали соль, муку, крупы, хлопковое масло, да ткани, нитки – одежду шить. Чтобы купить готовые штанишки детям или рубашку мужу, мы тогда не думали. Шили сами, храня выкройки, покупая пуговицы и резинки для отделки и на пояса.
Когда мужчины начали уходить на фронт, женщинам стало тяжело, нужно было и дрова для печей заготавливать, и за кизилом и барбарисом в горы ходить, из этих ягод круглый год делали компот. Для здоровья. И жить с каждой неделей становилось все хуже, автолавка стала приезжать полупустой, радовало хотя бы то, что вместо денег начальник рудника старался давать народу то зерно, то овощи, выпрошенные у колхозов в обмен на керосин или запчасти для техники.
— А однажды в нашем бараке на двадцать семей не осталось ни одного мужчины, кроме старенького хромого сторожа, – рассказывала Галина Ивановна. – И остались мы с бабами, съехавшимися на стройку в Таджикистан со всего Советского Союза, хозяйствовать сами. Детишек в бараке было тридцать шесть, это я запомнила навсегда, даже имена их помню. О детском саде и мечтать не приходилось, не было его в нашей глуши, детей-школьников у нас не было, все малыши, семьи-то молодые, комсомольские. Вот мы, двадцать женщин, и брали с разрешения начальства рудника выходные по очереди. Каждый день восемнадцать мам уходили на работу, а две оставались на дежурстве по бараку, топили внутри печи, если было прохладно, во дворе на каменном очаге устанавливали казан на сорок литров, варили похлебку. За детьми смотрели. Утром всех их мятным чаем с сухофруктами напоишь, выпустишь во двор гулять, а они через час уже ближе к казану стайкой собираются. Есть хотят. Хотя бы пустой похлебки. Вот одна женщина хлопочет, готовит суп из тех продуктов, что насобирали с утра женщины по всему бараку, а другая сядет на пенек во дворе, соберет вокруг себя малышню, и сказку рассказывает, чтобы детей отвлечь. Один день сказка украинская, другой – татарская, третий – русская. Дети из барака за год после начала войны заговорили на разных языках.
Дружно жили женщины, хотя и были друг другу чужими, из разных сел и городов, разных национальностей, а объединяло их одно – печаль за мужей-фронтовиков и забота о детях.
— А дети слабели, – вспоминала, утирая слезы, бабушка. – Их же кормить молочком, да мясным бульоном надо, а мы каждый день варим то белорусскую затируху с мукой, то русский рататуй из трех-четырех круп на воде. Когда удавалось добыть побольше крупы, варили кашу с хлопковым маслом, узбечка Рано умела делать ее как плов. Дети в такие дни наедались, и хорошо спали. Но полноценно покормить их не удавалось. Моя дочка Ниночка, родившаяся в сорок первом году, первый раз сахар-песок увидела уже после войны.
И тогда у бабушки моей, тогда еще юной комсомолки Галины, родился план.
— Очень уж хотелось мне Ниночку здоровой сберечь до прихода Саши с фронта, – признавалась она. – Отец о ней спрашивал в каждом письме. И я в пять утра попросила в один из тихих августовских дней у сторожа ружье. Собралась на охоту.
А надо сказать, что в Сибири моя бабушка работала в заготовительной конторе стрелком. Била зверя на мясо и пушнину. И белке Галина Ивановна попадала в глаз запросто. По-другому и нельзя было – шкурку испортишь.
Сторож боялся оружие женщине давать. Да и патронов у него было мало. Их выдавали по тридцать в месяц – гиен от барака отпугивать.
— А еще он боялся, что кто-нибудь проговорится, что он оружие в чужие руки передал, а это суд и тюрьма, – рассказывала бабушка. – Но я его убедила в том, что в нашем интернациональном бараке предателей нет.
В общем, один патрон и ружье Галине в то утро сторож дал. На час-полтора.
— Я ушла на километр от барака и засела недалеко от дикобразьей норы, – рассказывала бабуля. Дикобразы пугливые, осторожные, а патрон у меня один. Сидела, не дыша, в засаде, и первого, что попал в обзор, выбравшись из норы, и застрелила. Приволокла его за лапы к бараку. А там женщины уже проснулись, готовились на работу уходить. Увидели меня с добычей, стали хвалить на разных языках, бросились разделывать зверя. А он жирный, пахнет неприятно, но это все же мясо для наших детей. Дежурные сварили из того мяса суп, и, когда мы вернулись с работы, все дети сладко спали. Они, наконец, наелись досыта.
Супом с мясом покормили и сторожа, и он стал разрешать моей бабушке иногда ходить на охоту.
— Дикобразы в холода в норы залегли, но были в горах другие животные, приходилось раз убивать козла, тогда мы мяса навялили впрок, – рассказывала бабушка. – Какая-то крупная птица раз попалась, вроде индейки. В общем, выжили мы бараком до победы, жалко, мужчины вернулись в семьи не все. Лишь у шести детей из тридцати шести к концу войны остались папы.
Мой дед по профессии был оружейным мастером, а еще у него была способность к языкам, он знал семь азиатских языков, от фарси до киргизского. И служил в войну в пехоте. Ремонтировал оружие. Шесть раз получил ножевые ранения в рукопашном бою, а в седьмой его присыпало в окопе во время взрыва. Здорово контузило, и он стал страдать бессонницей и нарушениями речи. Сразу после войны его направили в госпиталь в Кызылорду – на реабилитацию, здесь были очень хорошие врачи-невропатологи и психиатры. И, приехав в Исфару, он собрал семью, чтобы отбыть в Казахстан.
— Как мы прощались с подругами по бараку! – вспоминала бабушка. – Как с детишками расставались! Помню, уже уходить пора, узлы на пороге, а они всей толпой обступили меня и Ниночку, обнимают, а я глажу и нюхаю головенки – русые, рыжие, черненькие. Мой прекрасный, мужественный интернационал! С тех пор всем говорю, что только в дружбе и взаимовыручке победа, в единстве – сила. Мы с бабами в самых суровых условиях за пять лет не потеряли ни одного малыша, голод победили, болезни преодолевали, носили детей на руках к сельским знахарям. Теплую одежду из стираных и простеганных с ватой мешков у таджиков шить научились. Бог дал нам разные национальности, внешности, языки, но он дал нам и способность дружить и понимать друг друга даже без слов, объединяться идеей. И это – главное.

Наталья ДЕНИСОВА